Всплывает из бездонных вод и бередит вопросами входящие в мир поколения.
Именно так читается финал спектакля Михаила Щепенко в Московском театре русской драмы. ТАК, значит, одинаково, синхронно с раздумьями самого А. К. Толстого о написанной им пьесе.
...В беспросветной глубине сцены — в отдалении веков — медленно высвечиваются две фигуры: царя и царицы. Прижались друг к другу, беззащитные, как дети. И о детях роняет печальные слова Феодор. О гибели девяти летнего брата Димитрия. Пресёкся род Рюриков. ¦Род мой вместе со мной умрет». И не как царь — как истинный христианин всю вину за всё Феодор берет на себя.
¦Моей виной случилось всё! А я —
Хотел добра, Арина! Я хотел
Всех согласить, всё сгладить. — Боже! Боже!
За что меня поставил Ты царём!»
По обеим сторонам тесного, темного ¦тоннеля» сцены возникают, высвечиваются древним мерцанием защитные образы святых — в полный рост, а будто от земли до неба, предстоящих царской чете и зрительному залу. Матерь Божия, апостолы и над всеми — лик Христа.
Цитата из Пушкина: ¦Бог возлюбил смирение царя».
Вот и отгадка: в чем крылось благоденствие государства
Российского в царствование Феодора.
Но не расслабленно-умиленными покидают зрители театральное действо. Оно вселяет тревогу и новые вопросы, обращённые к судьбам государства и каждого из нас. Словно там, за воображаемым занавесом, недосказанной осталась ещё одна трагедия, привычная, обыкновенная на Руси.
«Горькая детоубийца Русь»
Так Максимилиан Волошин означил зло всех бывших и будущих бед России.
Безутешно плакал и скорбел царь Феодор, узнав о смерти в Угличе любимого брата Мити, родного по отцу. Ради него ¦с охотой» сошел бы он с престола, лишь бы дали подрасти девятилетнему царевичу.
Сошлёмся на достоверного А. К. Толстого. Правдивы слова в устах Феодора:
¦Брат Дмитрий мне заместо сына был...»
И доселе ведутся споры, насильственной ли смертью пал царевич или в припадке эпилепсии наткнулся на собственный нож. В те годы загодя готовилось общественное мнение. Н. М. Карамзин приводит слухи, которые в Москве произносили безбоязненно и прилюдно с годуновского, видно, наущения. Подготавливая физическое убийство, заранее — убивали ребёнка клеветой. Будто «сей младенец ... любит муки и кровь, с веселием смотрит на убиение животных; даже сам убивает их». И еще сыпали байки для знатных, будто бы « царевич... велел сделать на снегу двадцать человеческих изображений, назвал оные именами первых мужей государственных и начал рубать саблею; изображению Бориса Годунова отсек голову, иным руки и ноги. Приговаривая: «Так будет в моё царствование!»
«Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов:
Не войском, нет, не польскою помогой,
А мнением, да, мнением народным». —
Великая формула Пушкина в драме «Борис Годунов».
Информационная война и тогда была «на поражение» как способ убийства, но и способ защиты — и с тoйf и с другой стороны: «да, мнением народным». Но скудны сведения о тех, кто «в противовес клевете нелепой утверждал, что юный царевич выказывает ум и свойства, достойные отрока державного».
В случае с Димитрием сработала безоглядная реакция на страшный факт: « Дитё убили!» И тут уж народу неважно было, в папеньку ли, Иоанна Грозного, он пошёл или в смиренного братца Феодора: невинная кровь пролилась! Тут бы и молиться всем, и каяться! Какое! Праведный гнев обуял. А не запах ли крови, хоть винной, хоть невинной, — помутил умы: без суда, без следствия стая резала стаю. Разве что Андрей Клешнин, бывший дядька, пестовавший царя Феодора, видимо, тоже причастный к убийству, увидев «тело окровавленное и на теле нож убийц», увидев «ангельское мирное лицо» царевича, «затрепетал, оцепенел... обливаясь слезами», и впоследствии принял монашескую схиму.
Www.istmira.ru
